Нагорный Карабах

«Хотя его держали голодным, не давали воды и пытали, он не отказался от своих слов»

Баку. Джавид Зейналлы – АПА. «Когда у нас дома возникают трудности, он приходит ко мне во сне. Как будто он чувствует, что мы в чем-то нуждаемся. Спрашивает о внуках. Он очень любит своего младшего сына, всегда спрашивает и о нем»…

Сначала она смотрит на фотографию Дильгама, молчит. Потом ее взгляд скользит по стенам, потолку. Чувствую, что сдерживается, не хочет плакать на моих глазах. Может, гордость не позволяет, может, стесняется, может, не хочет вновь пережить свою беду, не знаю. Но… но когда женщина могла сдерживать свои слезы?! Тем более, когда ее муж, отец ее детей находится в плену у армян. Она сама прерывает молчание. И все начинается сначала. Вновь наступает тишина, ее дрожащие пальцы скользят по лицу.

- Однажды он принес семена груши. Говорил, посажу, будем есть груши из нашего села. И кяльбаджарскую смородину…

***

На въезде в поселок Мушфиг нас встречает сын Дильгама Аскерова Кюрдоглу. Он работает шофером в Шамкире. Гордый парень. Говорит, иногда я приезжаю в Баку повидаться с матерью и братом. Пару месяцев назад они обосновались в поселке Мушфиг в здании для вынужденных переселенцев. Просторная отремонтированная квартира на третьем этаже. На входе в дом стоит нас встречает рано поседевшая женщина.

- Нас две сестры и два брата, - рассказывает Кюрдоглу, - сестры живут в Шамкире. Брат работает маляром, когда есть работа, остается в Баку. Сейчас у них есть дом, он живет с матерью. Однако недавно ему сделали операцию. Поэтому он остается у нас, чтобы в случае чего ему можно было оказать необходимую медицинскую помощь.

Прошу Кюрдоглу рассказать о последнем посещении его отцом родного Кяльбаджара. Он рассказывает:

- Я хорошо это помню. Это было в июне 2014 года. Я работал на стройке в Баку. Чувствовал, что отец поедет туда. В последнее время он встречался с друзьями в Баку и Товузе. 19 июня мы обедали дома, он попросил загрузить ему деньги на мобильный телефон. Загрузил, потом он пошел встретиться со своим отцом. Во всех своих письмах он спрашивает об отце, просит хорошо за ним смотреть. Спустя 2-3 часа после того, как он вышел из дома, я ему позвонил, телефон был закрыт. Подумал, да, он ушел. Он думал только об одном: Кяльбаджар. Через 5 лет после оккупации он каждый год ездил туда. Как-то его спросили, почему вы ездите не в Мекку, а в Кяльбаджар? Он ответил, ты за 2 часа на самолете добираешься до Мекки, а я 16 дней без еды и воды добираюсь до родного села.

Первый раз он отправился туда с пожилым мужчиной Гидаятом. Сын Гидаята пропал без вести в Кяльбаджаре. Поэтому он присоединился к моему отцу, надеясь получить хоть какую-то информацию о сыне. Один раз он взял с собой и Шахбаза. А во второй раз их задержали. Шахбаз во время войны был солдатом моего отца. Мой отец в Перми занимался лесным делом. После возвращения он всегда собирал нас вместе, включал кассету и говорил: смотрите, я вернулся из Кяльбаджара.

Фируза-ханум приносит чай. Сидит молча около нас, слушает сына. Сил у нее хватает лишь на горестные вздохи. Он теребит свои поседевшие после ухода Дильгама волосы. Если бы я не настаивал на разговоре, она бы не стала говорить.

- Мы знали о том, что он в Кяльбаджаре после того, как он уходил. Он был в Баку, ездил работать в Пермь поэтому мы не могли знать, когда он уезжал в Кяльбаджар. По возвращении ему все говорили, у тебя четыре ребенка, не уходи оставляя их. Он отвечал, что родина, земля превыше всего. Знаешь он суровый человек. Когда он один раз смотрел на детей, они знали чего он хочет. И я, и дети его сторонились. Мать Дильгама была из Гейчы, а отец из Кяльбаджара. Депутат Верховного Совета СССР Айдын Мамедов был дедом Дильгама. Он пошел навестить могилу своей матери в родное село Шаплар, а армяне говорят ты нарушил границу. Армяне, не считая своих нарушений закона, лишили крова одного миллиона человек, разве посещение Дильгамом родины преступление? Я сама родилась в селе Шаплар. Мы с Дильгамом дальние родственники. Он снял и принес видео нашего дома. Армяне все сожгли, уничтожили. Я видела наш дом, от него остались лишь четыре стены. Дильгям повесил флаг на нашей лестнице. Он сказал, что хочет чтобы такой флаг был у каждого азербайджанского дома. Он также снял могилы моего брата, деда, зятя. Армяне разрушили могилы. Они даже выкопали останки людей. Он плакал на видео, спрашивал, чего они хотят от могил? Самым близким селом к району был наш Шаплар. Мы как беженцы прибыли в Шамкир. Дильгам работал бригадиром, руководителем фермы. Никто кроме него не смог посетить Кяльбаджар. До сих пор он семь-восемь раз ходил туда. Бывало, что он два раза в год ходил. Сейчас я хочу хотя бы по телефону с ним поговорить, услышать его голос, но ему не разрешают. Все говорили не делай этого, не ходи, однако он не слушал. Дильгам говорил, что они боятся смерти. Он был тем, то готов жертвовать всем ради родины. Всегда говорил: кому и что я делаю? Покуда могу, буду ходить в родное село. Армяне хотят обвинить его в преступлении, подвергают его тяжелым пыткам.

Фируза-ханум рассказывает о днях, когда Дильгам жил в родном селе. Говорит, что он ночью спал во дворе, на кладбище, чтобы за ними присматривать.

- Словно он говорил с душами своих родных: я в селе не беспокойтесь. Они раз он заболел, у него была температура. У нас в селе есть купол, один день он остался там. Он собрал чабрец, заварил чай и выпил. Называл имена всех знакомых, говорил об их домах. Его бабушка Саялы жила на входе в село. Он также снял и ее дом. Я посмотрела виде дома, в котором выросла. Все деревья нашего сада высохли.

Тишина и слезы…

- У нас был сосед Наги. У него были 4 дочери. Во время нагорно-карабахского конфликта он остался вместе с семьей в селе. Он был прикован к постели. Говорил все равно мы умрем, что нам могут сделать армяне?

Дильгам пошел к ним в дом. Армяне не сожгли мазанку. Муж с женой 2-3 года жили там. После этого один из них скончался, а другой похоронил его. В доме он нашел куски платья и посуду. Он даже говорил, что в чайнике оставалась заварка. У меня в желчном пузыре был камень. Когда у меня начинались боли, он говорил, что в этот раз я привезу тебе из Кяльбеджара «горячую воду». Когда он в первый раз поехал и вернулся, я увидела, что ноги у него опухли. Лицо его стало черного цвета. Я спросила, что с тобой? Когда он сказал, что я был в селе, я не поверила. Он поставил кассету. Смотрю, реально наше село, дом. Бывало, что он 2 дня не мог встать на ноги.

- В письмах он больше всего спрашивает об отце и о моем брате Бабеке.

Об этом говорит Кюрдоглу. Затем он рассказывает, как поймали его отца:

- 9 июня был задержан Шахбаз. 2 дня спустя был убит Гасан Гасанов. 3 дня же спустя поймали моего отца. Из армянской прессы я прочитал показания Шахбаза. Отец поставил Шахбаза караулить. Они поехали с Гасаном снимать какую-то местность. Шахбаз не остался на том месте, где ему было сказано. Он зашел в дом к одному армянину и сказал, что меня зовут Алекс, я из Грузии. Та армянская семья что-то заподозрила и внезапно ударила его по голове. После того, как поймали Шахбаза, спецназ отправился на поиски моего отца и Гасана, после чего они застрели Гасана. Моего отца никто не смог бы поймать. Потому, что он знает места всех пещер в Кяльбеджаре, знал все дороги. Если бы отец захотел, он бы смог пересечь границу. Но, наверное, узнав, что Гасан умер, не захотел пересекать границу. Когда по телевизору показали, что Шахбаза поймали, мама сказал, что Дильгама тоже поймают. Затем мы прочитали в прессе, что и отца задержали. На суде отец защищает сам себя. Ему задали вопрос о том, что у него был обнаружен армянский паспорт. Он ответил, что вы правы, паспорт был обнаружен после задержания. То есть, это вы подкинули его мне. Мы обращились во все организации. Так как мой отец является гражданином России, мы обратились к президенту этой страны, в посольство, ОБСЕ, ООН. Ни одна из не ответила нам. Для возвращения отца мы надеемся только на президента нашей страны. Я понимаю, что это очень сложно. Но я верю, что отец вернется домой. Ему сказали, чтобы он попросил помилования у сепаратистского режима Нагорного Карабаха. Он же ответил, что не признает ни этот суд, ни так называемую Нагорно-Карабахскую республику. Я нахожусь на своей родине. Ему не давали есть, пытали, но он не поменял своего решения.

Фируза ханум рассказывает о новом доме, в который они переехали, об операции желчного пузыря.

- Дом нам подарил президент. Дай бог ему здоровья. Мы живем и здесь и Шамкире. В больнице имени Топчубашева мне прооперировали желчный пузырь. Спасио главврачу Юсифу Алиеву. Он с почтением отнесся к нам, сделал все, что необходимо. Кто знает нас, относится с уважением. Мы не жалуемся на жизнь. Мой младший сын работает, также помогают друзья Дильгама. Хочу одного, чтобы Кюрдоглу обеспечили хорошей работой. Напишите, что мы обратились к главе Исполнительной власти Шамкира, но ответа не получили.

К беседе присоединился и Кюрдоглу:

- Я несколько раз пытался встретиться с руководителем исполнительной власти. Я не имею высшее образование, поэтому меня брали на работу только в качестве рабочего. У меня есть старая машина, которую я вожу. Одно дело водить такси, а другое дело – быть водителем фирмы и получать хорошую зарплату. ИншАллах все будет хорошо…

Конец…

Фируза-ханым держит в руке фотографию Дильгама. Невольно она поглаживает фото небритого мужчины.

Еще один конец…

Одна женщина ждет дороги мужа, отца своих детей. Он уехал, чтобы посетить могилы своих родителей. Уехал, чтобы души на кладбище, деревья в селе не боялись. И когда он вернется домой, все соберутся около него и скажут: от тебя пахнет чабрецом...